 "Актуальными остаются проблемы разделенных народов. Государственная
граница России с Азербайджаном и Грузией разделила лезгин, аварцев,
азербайджанцев, цахурцев и рутульцев". Об этом заявил на состоявшемся недавно Съезде народов Дагестана действующий глава республики Магомедсалам Магомедов.
Несмотря на свою распространенность в информационно-аналитическом
пространстве политологии, единая адекватная трактовка термина
«разделенный народ» отсутствует, что оставляет обширное пространство
для спекуляций, главным образом – для политической софистики, которая
приобретает форму предельно узкой трактовки категории «разделенность»
при одновременном употреблении узкоспециального понятия "народ" в
отношении чрезмерно широкого спектра феноменов.
Обращаясь к определению категории разделенность, необходимо отметить,
что разделенность – явление далеко не редкое в современном мире
и совсем не однозначное. Если внешне обусловленное разделение или распад этнически гомогенной
группы справедливо трактуется как негативное явление, то внутренне
детерминированное разделение или «расхождение» частей национально или
этнически гетерогенного образования, напротив, может расцениваться как
менее драматичное и даже положительное.
Говоря предметно, целью внутригосударственного разделения может являться инициированное внутренними силами
установление системы иерархического управления одной и более
этническими группами (федерализация), их
дезорганизация для последующей оптимизации управления. Внутреннее разделение может
также быть направлено на выделение из некоторого гомогенного
политического организма определенной территории - в целях
купирования конфликта между различными этническими, национальными,
религиозными и социальными группами (например, организация автономии
для некоторой группы – к примеру, в случае, намерения Квебека
добиться для себя особого статуса). Фактически данные прецеденты
являются примерами самоопределения и, соответственно, обладают скорее
положительной контекстностью.
О внешне обусловленном разделении (категории, обладающей
негативной контекстностью) можно говорить для обозначения внешнего
вмешательства в суверенитет (как в случае с разделением Венгрии, Индии и
Кипра) или в ситуации реализации имперской политики – прежде всего,
Британией в отношении Ирландии, Индии (и, соответственно, Пакистана) и
Палестины. Здесь же можно говорить о разделении колониального Ирака, от
которого, прежде предоставления ему независимости, был отделен Кувейт
(что впоследствии, обусловило претензии на него партии БААС как на
девятнадцатую Иракскую провинцию).
Если разделение многонациональных образований нередко трактуется как
проявление законного желания на самоопределение (распад
Австро-Венгерской и Османской империй, дезинтеграция Чехословакии,
Югославии и Советского Союза), то разделение гомогенных национальных
образований однозначно представляется негативным и наиболее драматичным
проявлением феномена разделенности (Ирландия, Индия, Руанда-Бурунди,
Палестина и даже Голландия и Бельгия).
Надо особенно подчеркнуть, однако, что разделение этнически гомогенных
образований может быть обусловлено отнюдь не внешними причинами, но –
напротив – стремлением к самоопределению какой-то из его частей. В
качестве примера можно привести противостояние ФРГ и ГДР, РК и КНДР,
Северного и Южного Йемена, разделение Вьетнама, или отделение Тайваня от
Китая.
Таким образом, предельно широкая категория «разделенность» часто
используется для определения явлений, формально схожих, но фактически не
имеющих ничего общего – ни в причинах появления, ни в позиции
представителей разделенного целого. Но даже принятие трактовки
разделенности как последствий внешне обусловленной дезинтеграции
гомогенного целого не снимает центральной проблемы – универсального
употребления в качестве объекта разделения категории "народ".
"Закрепление" - прежде всего, медийное - атрибута разделенности за
народом, и неприятие во внимание, например, возможности разделения нации
обусловливает определенную ангажированность в понимании противоречия
между проведением в жизнь права народов на самоопределение и принципа
территориальной целостности государства, предполагающего невозможность
изменения государственных границ без согласия его граждан
(представителей нации).
Существующая сегодня в отечественной политологии путаница в понимании
смыслового наполнения субъектов разделения – этноса, народа и нации -
обусловлена, с одной стороны, тем, что в западной традиции категория
«nation» универсальна и употребляется одновременно для обозначения
народа, нации и народности. С другой стороны, неопределенность трактовки
обусловлена конституционным утверждением в качестве носителя
суверенитета и единственного источника власти в Российской Федерации ее
многонационального народа. Хотя законодательное закрепление пустого
понятия – народ не может быть многонациональным – объясняется
стремлением разработчиков Конституции 1993 года избежать ошибок в
«национальном вопросе», подобных тем, которые привели к распаду СССР, и
даже способствовать складыванию российской гражданской общности,
существование в правовом поле подобного неологизма заметно усложняет
понимание различия в определении категорий нации и народ и способствует
замене политического смысла категории "нация" этническим.
В свою очередь, как отмечают эксперты "Русского журнала", существует весьма четкая демаркация категорий
этно-национального дискурса: этнос, совпадающий по смыслу с
категорией национальность, представляется совокупностью объективных
черт и характеристик, которые, будучи способными объединить
определенный кластер людей, лишь потенциально возможны. В том
числе лишь возможным представляется осознание представителями этноса
своей разделенности: несмотря на фактическую разделенность, стремление к
объединению отсутствует у монголов, историческая территория проживания
которых разделена между Монголией, Автономным районом Внутренняя
Монголия КНР и Китаем; саамов, исторически проживающих на современных
территориях России, Норвегии, Финляндии и Швеции; шведов, традиционно
проживающих в Швеции, и на землях Аландских островов; практически
отсутствуют идеи воссоединения у басков Франции.
В свою очередь, о народе можно говорить в ситуации сознательной
консолидациипредставителей некоторой этнической группы по
одному из оснований идентичности. Традиционно одним из ключевых
элементов этнической идентичности является территория проживания группы,
и соответственно в буквальном своем значении категория «разделенный
народ» означает нарушение гармонии и единства заданного дуализма «крови»
и «почвы». Соответственно разделение территории и проживающей на ней
этнической группы чисто эмоционально (ввиду широко распространенного
интуитивного примордиализма) воспринимается как нарушение заданного
исторического порядка. Однако существуют минимум два довольно мощных
контр-аргумента однозначного «закрепления» конкретной территории за
некоторой этнической группой – с одной стороны, невозможность тотальной
эндогамии представителей группы (то есть отсутствие достоверного
доказательства сохранения черт этнической группы), а с другой – что
гораздо важнее – невозможности определить «нижнюю точку» исторической
«принадлежности» территории. Кроме того, сегодня постановка вопроса об
обоснованности территориальных претензий возможна лишь в форме
соответствующих претензий общественных движений, строящихся на принципе
не этнической гомогенности, но сознательного выбора исторической и
политической идентичности ее представителями.
Представляется, что именно поэтомув большинстве случае
разделения можно говорить о разделении нации.Нации, как
государственной, социальной, культурной принадлежность индивида, а не
его антропологической и этнической определенности. То есть
принадлежность к нации основана на сознательном самоассоциировании с
определенной социальной, культурно-исторической и, прежде всего,
политической общностью, и фактически лишена идеи об общности
физиологических качеств. В подавляющем большинстве случаев можно
говорить именно о разделении нации, а не народа ввиду того, что
актуализация необходимости решения проблемы разделения очевидно
свидетельствует об актуализации идентичности. Осознание разделенности
– прерогатива народа, но в случае актуализации политических претензий
(стремление к суверенитету и объединению) необходимо говорить
исключительно о нации (вопрос о том, насколько она гомогенна по своему
этническому составу, вторичен). Надо отметить, кстати, что в эпоху
феодализма легитимность разделения не подвергалась сомнению - территория
и проживающее население традиционно рассматривали монархическими
династиями в качестве своей собственности. Утверждение идеи
принадлежности права управления территорией народу на ней проживающему
произошло лишь после трех «разделов Польши» и, собственно, возникновения
соответствующего политического движения под руководством А.Т.Б.
Костюшко. Решение проблемы разделения надо искать не в историческом
обосновании претензий на конкретную территорию, но в констатации
политической самоорганизации представителей разделенного целого и
апелляции к предоставлению прав политической нации(которая
может основываться, как на принципе этнического, так и гражданского
единства). Целесообразно вообще отказаться от широкой эксплуатации
категории «разделенный народ» (предельно узкой и обоснованно
употребляемой в отношении весьма небольшого количества исторических
прецедентов). В большинстве же случаев - если речь идет о несоответствии
номинальных границ фактическим - необходимо говорить о разделенной
нации и политическом самоопределении, а не пытаться спекулировать на
исторической мифологии.
Надо понимать, что в более отдаленной перспективе последствиями
спекуляций на теме разделения народа и соответствующего постулирования
обоснованности тезиса о существовании исторических прав на территорию
вполне могут стать не только этно-территориальные конфликты (например,
проблема Пригородного района Северной Осетии, земельные споры между
чеченцами–аккинцами и аварцами, лакцами и кумыками), но сепаратизм
вообще. Установка считающих себя разделенными групп на достижение
локальных целей, как правило, означает нивелирование у них гражданской
идентичности, что, в свою очередь, усиливает этническую идентичность у
представителей иных народов.
Кроме того, результатом обоснования исторических прав некоторых
этнических групп на территорию исторического проживания могут стать
претензии со стороны соседних государств. В том числе и посредством
апелляции к восстановлению исторической справедливости по отношению к
разделенным народам . |
Alazan-INFO
