«Большинство людей в
действительности не хотят свободы, потому что она предполагает ответственность,
а ответственность большинство людей страшит»
З. Фрейд
 Нынче
на Кавказе разговоры о свободе – «штука» небезопасная. Тема усугубляется еще и
тем, что свобода понимается каждым человеком по-своему. Но если выйти за рамки
философских рассуждений по данному поводу и просто окунуться в гущу бурлящей и
суетной жизни, то мы найдем человека опутанного всевозможными юридическими или
правовыми нитями и запутавшимся в клубке противоречий, которые сопровождают не
только человека, но также всю нашу систему общежития в стране и государстве.
Ставший банальным упрек в правовой безграмотности в адрес наших людей является
кощунственным и не справедливым. По крайней мере, так требует думать правильное
понимание того, что называется Республикой или то, что у нас от Республики осталось. А уж Конституцию,
которая нас вводит в заблуждение, оставим в стороне: содержание текста
основного закона страны давно не соответствует реальному положению вещей в
нашей жизни. По крайней мере, все в жизни простых граждан гораздо хуже и
сложней, чем оно в законах прописано.
У нас ведь не только свободу, но и Законы
понимаются по-своему и по-своему исполняются. Свобода,
поразмыслить над которой я вас приглашаю, не есть желание обособиться от
метрополии, которое может возникнуть в любой стране, например, с таким
исторически сложным жизненным укладом, как Россия. Тема обусловлена скорей тем,
что разговор о свободе уже не является столь привлекательным в Дагестане и не
является предметом разговора во время встреч и собраний творческой
интеллигенции, студенческих дискуссий. Мысль дагестанцев о свободе затерлась и
подавлена инстинктом самосохранения.
Среди
множества стимулов, заставляющих людей воскрешать собственное представление о
свободе, экономическую
ситуацию. Когда жизнь ни как не ладится, а рассчитывать на заботу государства
не приходится, желание поискать лучшей доли на стороне все чаще посещает ум?
Это желание должно быть наиболее знакомо жителям приграничных кавказских
областей, которые стали почти жирной прифронтовой линией российского
государства. Причем, противостояние на этой «войне» разворачивается по
внутреннему периметру «линии фронта». Возможно, именно этим и обусловлено
нескончаемые разговоры о том, называть происходящее войной или не называть.
Конечно, никакая это не война. Это безобразие… Одни
считают, что главной движущей силой любого «движения за освобождение» и
средством выхода из сложившегося образа жизни и безобразия является
принадлежность к определённой национальности и стремление претворить в жизнь
свои национальные запросы. Другие считают, что говорить об этнической
составляющей свободы, в современных российских реалиях, не совсем уместно, так
как успешная национально-освободительная борьба на данном витке истории затея
малоперспективная. Не будем в своих рассуждениях выходить за рамки очерченной
свободы. В каждом из нас своё солнце, свой парад планет и своё
затмение...
Пределы возможного.
Одни
считают, что главной движущей силой любого «движения за освобождение» и
средством выхода из сложившегося образа жизни и безобразия является
принадлежность к определённой национальности и стремление претворить в жизнь
свои национальные запросы. Другие считают, что говорить об этнической
составляющей свободы, в современных российских реалиях, не совсем уместно, так
как успешная национально-освободительная борьба на данном витке истории затея
малоперспективная. Не будем в своих рассуждениях выходить за рамки очерченной
свободы. «Суверенизация» российских регионов реальной
опасности для целостности страны уже не представляет. Верховенство федеральных
законов и федеральной власти в национальных окраинах безоговорочно признана.
Что еще важнее: идея суверенности республик не опирается уже на политическую
поддержку населения, которое останется абсолютно равнодушно к такой возне, даже
в том случае, если кто-либо захочет что-либо похожее на борьбу за суверенитет затеять.
Это к тому, что у малых народов российского Кавказа есть возможность примерить
на себе в полной мере свободу российских широт, отказавшись от своей
причастности к народу, который не является государство образующим. Стоит ли
скрывать, что некоторые любители свободы уже сделали шаг на встречу своему будущему,
а их дети, будучи интегрированы в окружающую их среду, теперь местами отдают
предпочтение православию, нежели правоверию. Казалось
бы, в таких случаях свобода совести позволяет пристать ко всякой вере и
понимать бога по-своему. Тенденция,
направленная на разложение правоверия и его различного проявления,
разворачивающаяся на фоне произрастающих и пускающих корни в дагестанскую среду христианских сект, никого особо не удивляют.
Люди освободились от зависимости думать, что это опасная тенденция и безучастно
наблюдают за тем, как дагестанки пополняют ряды тех, кто восторженно славословит
и поет «Алилуя».
Все
должны были давно убедиться также в том, что разговоры также о спасении родных
языков народов Дагестана так и останутся разговорами, а мечты и представления о
национальной исключительности наших народов являются теперь уже всего лишь
полем исследования науки. Как бы сегодня уже кто себя ни называл, все мы
понимаем, что являемся представителями своего народа лишь по факту рождения.
Но, зачастую, в городах и за пределом «малой» родины, определиться со своей
причастностью к тому или иному народу стало и вовсе невозможно. Любители спорта
лишены возможности лицезреть гордо реющий на олимпийском ветру дагестанский
флаг, а дагестанские спортсмены, фактически прославляют своими победами уже не
отдельно взятый Дагестан, а Россию. Следовательно, не только по этой последней
причине, но и по многим другим причинам, которые не дают дагестанцу
достаточного основания для гордости за республику, ни у кого не возникает
желание водружать флаг своей республики у крыльца над своим домом, как это
делают в благополучных странах мира.
Тем, кто пожелает напомнить, что у нас
нет и своей статуи свободы, придется напомнить еще то, что такой статуи
не может быть в республике, где не
работает презумпция невиновности, а Фемида, оказывается, не просто
слепа, но еще
и безрассудна. Причем нет уже и ни улиц, ни проспектов на зависть
прекрасными названиями Мира или Свободы. Морской берег, позволяющий отрешенно
думать о свободе глядя на горизонт, приспособлен разве что для того, чтобы
полоскаться в сточных примесях с морской водой и глядеть вслед за кораблями,
отчалившими из Торгового порта.
Не
соответствие понятия свобода и того, что каждый из нас, услышав это слово, в душе
своем изо дня в день испытывает, стали столь же контрастными, как
несоответствие таких близкородственных слов как горы, горцы и гордость.
Деформация
свободы
Свобода
в нашей республике приобрела странные оттенки и черты. В первой половине
прошлого века мировая цивилизация, пережив революции и войны, пережив
чудовищные по своим масштабам попытки насилием установить кому-либо нужный
порядок, ввела свободу как одну из основополагающих и неотъемлемых ценностей,
которые должны соблюдаться всеми режимами, всеми народами, всеми социальными
группами. Например, дагестанцы наиболее остро чувствовали необходимость свободы и её
нехватку еще в начале века минувшего. Сто истекших лет оказались способны
сделать с нами то, чего не способны были сделать с нами тысяча минувших лет. В
потребительском обществе свобода понимается сугубо как свобода сделки. Разговоры
о торгах одинаково актуальны для рынков и партий, народа и власти. В обществе,
охваченном лихорадкой успешных торгов, понятие высокой Свобода деформировано.
Говоря о правах отдельно взятого человека, либералы извратили представление о
свободе, связав обеспечение этих условий с внедрением частной собственности, с
ликвидацией ответственности человека перед обществом. В обществе, построенном
по канонам либерализма, свобода стала пониматься как свобода проявления
желаний, правом человека принимать заведомо не правильные решения. Свобода и
право стали орудием отстаивания своих собственных иллюзий и дурацких воззрений.
Либералы сформулировали обман, согласно которому идеалом свободы является паразитическое
существование без всякой ответственности и пред собой и пред обществом.
Либералы приравняли свободу к попустительству низменным желаниям, к свободе
обмана, свободе произвола, свободе отрицания моральных норм и релятивизму как
по отношению к рациональным, так и по отношению к традиционным, религиозным и
нравственным представлениям. Релятивизм толерантно позволяет признать, что нет
никаких абсолютных истин. Следовательно, когда нам внушают, что все по-своему
правы, то нам желают внушить, что нет абсолютного разума, нет абсолютной
правды, а значит, нет собственно и бога. Сложившееся на сегодня в Дагестане понимание
свободы сродни отсутствию понимания свободы. А это способно привести к глубоким
противоречиям между людьми и обернуться уже в недалеком будущем необратимой трагедией для
дагестанского народа.
Эркен Эркенов.
Степень свободы равна пониманию свободы |
Alazan-INFO
